Владимир Положенцев - Мигрень и Сверло
– Да-а-а, – протянул Петя Курский, поднявшись во весь свой немалый рост. – Скажите, у вас туалет исправно работает?
– По коридору направо, – махнул головой Гибельсон.
– Он сейчас нам понадобится, – грозно взглянул следователь на Мигреня, – чтобы кое-кого спустить в унитаз. Готовься Мегре, снимай ботинки!
– А я что? – попятился Коля, – я ничего, кого топить надо, так этого малолетнего прохвоста посыльного. Прибежал – срочно нужно звонить в полицию, Гибельсон коррупционер и жулик! Поддался на его провокацию, виноват.
– Но это же вы сказали, что Семен Евгеньевич решил покончить с жизнью, потому что по его следам идет Следственный комитет, – прижался к входной двери Слава, – и вы же предложили ехать в аэропорт за сумками!
– Кстати, за незаконное изъятие, я бы сказал, похищение моих, подчеркиваю, моих вещей из камеры хранения, вы оба ответите по всей строгости закона, – радостно сообщил Гибельсон. – Возбуждайте дело, следователь. Впрочем, я сегодня добрый. Прощаю. Пойдите все прочь! Мы хотим остаться наедине с женой. Если больше нет вопросов, прочь!
Следователь Курский с грохотом закрыл свою кожаную папку, оперативники потянулись к выходу, но их опередили, не забывшие прихватить сумки с добром Кира и Лира. Кира подмигнула Сверлицину:
– А ты, парнишка, ничего, славный подарочек к празднику.
– И я того же мнения, – подпихнула его в бок Лира.
От этих слов и прикосновений Слава, боявшийся женщин, отпрянул к входной двери. Она распахнулась, и посыльный чуть не вывалился наружу, зацепившись каблуком за массивное основание гроба.
Огромная лакированная домовина соскользнула с кафельного пола, покатилась в сторону лифта, а потом загремела по ступенькам длинного лестничного пролета. Красное дерево разлеталось в щепки, демонстрируя миру, что внутри оно вовсе не красное, а белое как сосна. Грохот стоял такой, что, казалось, на Землю упал метеорит. А из поломанных досок сыпались сказочным дождем разноцветные камни, купюры разных государств и какие-то бумаги. Сто евро, описав в воздухе большую дугу, приземлились на носу следователя Курского. Он снял деньги, глянул на свет: «Настоящие». Мигрень и Слава застыли с открытыми ртами.
– Это не мое, – побелел Семен Евгеньевич, – ну клянусь богом! Что вы! Откуда сам не знаю.
– А это мы в похоронном бюро спросим – откуда, – оживился Мигрень, – у Якова Илларионовича.
Коля шустро подбежал к разбросанным бумагам, приблизил их к нетрезвым глазам. Довольно хмыкнул:
– Переводы, свидетельства о покупке недвижимости во Франции, – сунул он кипу документов следователю Курскому под нос. – И все на имя гражданина Гибельсона.
Следователь ничуть не удивился словам Коли, как, впрочем, и драгоценным камням, усыпавшим лестницу.
– Ну, вот и все, – устало сказал он. – Ты все же заслужил, Мегре, чтобы узнать правду. Прокуратура заинтересовалась директором обувной фабрики задолго до того, как туда поступили бюджетные деньги под заказ Министерства по чрезвычайным ситуациям. За гражданином Гибельсоном давно тянулся мутный след да все никак выйти на него не могли. К середине декабря доказательства хищений госсредств были у нас уже в кармане. Задержание мы планировали провести после праздников, а тут ты, Мигрень, со своим напарником. Честно говоря, испугались – натворите дел, перепутаете нам все карты, потом разгребай, вот и решили пойти у тебя на поводу. Семен Евгеньевич хотел деньги и ценности вместе с родственником похоронить, а потом, через пару лет, когда бы все утряслось, откопать. Схема, в общем-то, банальная. Звонок по поводу доставки гроба нас озадачил, думали, директор планы поменял. А, оказывается, это ты, Мегре, химичил. Главарей банды из похоронного бюро мы уже взяли, с тобой, Коля, наши сотрудники разговаривали.
– Получается, – промямлил Мигренев, – я здесь вообще ни при чем, и нет ни грамма моей заслуги?
– Не переживай, Коля, – впервые за весь вечер улыбнулся Курский, – замолвлю за тебя словечко перед начальством, покупай погоны. Молодец. И приятель твой тоже не промах, вовремя домину итальянскую с лестницы спустил. А то эксгумация, то, да се, словом, нам теперь проблем меньше. Вы задержаны, господин Гибельсон.
Когда наручники защелкнулись на запястьях растерянного директора, к нему подошла жена, поцеловала в щечку:
– Я уверена, что это чудовищная ошибка и тебя скоро выпустят. Ну, мне пора, подругу надо проведать, сто лет не видела.
Она посеменила к лифту с таким отстраненным видом, будто арестовали не мужа, а соседа из другого подъезда. Но не успела она дойти до кнопки вызова, путь ей преградил один из оперативников, а Курский сказал:
– Вы напрасно торопитесь, Варвара Степановна, у меня есть удобные наручники и для вас. Голландские, с резиновыми прокладками.
– Да?! – удивленно и несколько кокетливо встряхнула головой дама.
– Это же вы были мозговым центром преступного семейного синдиката, это вы, занимая маленькую, но очень важную должность в Министерстве экономического развития, направляли финансовые потоки в лапки вашего ловкого супруга.
Наручники защелкнулись и на ее руках.
Старый год Слава провожал в будке Мигреня. Тот обнимал его, целовал и беспрестанно повторял:
– Возьму тебя в свой отдел помощником, мы с тобой, Сверло, такие дела еще распутаем!
Потом Коля бегал по двору, запускал с мальчишками в мутное небо китайские ракеты.
До праздничного боя курантов оставалось еще полчаса. Уставший от переживаний и спиртного Слава, вздремнул на столе консьержа. В окошко постучали:
– Эй, доктор Ватсон, где твой Шерлок Холмс? Негоже двум выдающимся сыщикам встречать Новый год в этой смрадной конуре.
Слава поднял лохматую голову и увидел перед собой улыбающиеся лица Киры и Лиры.
В эту ночь посыльный Сверлицин стал настоящим мужчиной, правда до сих пор не может вспомнить, кто из сестер в этом ему помог. Возможно, обе сразу.
Утром первого января, глядя на лепной потолок шикарной квартиры одной из сестриц, Слава думал: В чем Гибельсон был прав, так это в том, что мужчины в женском вопросе плотеядны, хуже тигров. А жизнь – замечательная штука, как к ней не относись. И чтобы это прочувствовать, не нужны никакие транквилизаторы.
До утренней звезды
Телефон зазвонил, когда Сверлу снились загорелые девушки на каком-то кокосовом острове. Одна из них обернулась и оказалась с лицом Коли Мигренева. Ну, конечно, это был Мигрень. Он как всегда тяжело дышал в трубку и говорил бессвязно.
– У тебе телескоп есть? – дошло не сразу до серого вещества Славы Сверлицина. – Рефлектор или рефрактор? Вот и у меня нет, а звездочки посмотреть иногда очень хочется. Человек для того и рожден, чтобы познавать великое. Ты знаешь, что самая маленькая звезда в 10 раз меньше солнца, а самая огромная в 150 раз больше? Что температура звезды не может быть ниже 6 млн. градусов, иначе в ней не начнется термоядерная реакция? Впрочем, откуда тебе.
Слава нащупал на тумбочке стакан с чаем, сделал глоток, поморщился. Который час, совсем Коля с ума сошел?
– При чем здесь телескоп? – прохрипел спросонья Сверло.
– А при том, что если бы у меня был телескоп, я бы не поехал с Зиной в астрономический институт МГУ смотреть на звезды через менисковые кассегрены. Это же куда пришлось тащиться, на Воробьёвы горы! Правда, ни копейки не взяли.
– Какая Зина, Мигрень?
– По-твоему у меня не может быть подруги? Ты, значит, Марчелло Мастрояни, а я урод кособокий, аллозавр, как обзывает меня следователь Курский. Он кретин и ты такой же. На меня еще как девушки западают.
Застонав и откинувшись на подушку, Слава приложил холодный стакан ко лбу. Вставать ни свет ни заря, а Коля спать не дает, чушь несет несусветную.
– Не в ресторан же Зинку было вести, я не буржуй в отличие от вас, газетчиков, у меня миллионов нет. А тут двойную звезду Сириус обещали показать. Кстати, Сириус В – первый обнаруженный в небе белый карлик. Могу лектором в планетарии работать.
– Николай Карлович, – засопел в телефон Сверло. – Все это, разумеется, очень интересно, но давайте лучше утром о Сириусе.
– Не перебивай! – разозлился Мигрень. – Что за привычка старших одергивать, никакого уважения. Я и говорю по делу. Звезды с туманностями должен был показать академик Дождиков Корнелий Львович. На площадке перед институтом, он прочитал любителям астрономии коротенькую лекцию о черных дырах и сверхновых, сказал, что настроит телескоп Максутова АЗТ-6 и будет впускать в обсерваторию человек по пять. Зашел внутрь и пропал. Вообще.
– Не понял, – впервые заинтересовался монологом приятеля Сверло.
– Что же тут непонятного?! – возмутился Мигрень. – Исчез академик, испарился, будто и не было никогда. Прождали под дверями обсерватории, которая находится в институтском саду, час, начали стучать, не открывает. Вызвали охранника из главного здания, тот полицию. Вскрыли обсерваторию, думали мало ли инфаркт, а там нет никого.
